Джадиды от устной традиции: сказания о голландцах в казахской степи

К 125-летию Мухтара Ауэзова 

Зифа-Алуа Ауэзова

Мухтар Ауэзов вслед за своими учителями – казахскими просветителями начала 20 века – внес решающий вклад в формирование литературного казахского языка. Казахский язык, богатый устной традицией, поэзией, эпическими сказаниями, песнями, сказками, со второй половине 19 века уже становился языком письменным, с использованием арабской графики так, как это было принято в тюркских языках соседних народов – татар и тюрков Туркестана. В 19 веке начали издаваться казахского памятники фольклора – “Поэма о Камбаре” (1882 г.), “Козы-Корпеш” (1890), “Кыз Жибек” (1894), “Алпамыс” (1899), “Поэма об айтысе Биржан Сала и Сары Кыз” (1900).

Эпоха Абая – вторая половина 19 века – принесла в жизнь казахской степи плоды Просвещения как с Запада, так и с Востока. Связанные с этим преобразования составляют канву романа Мухтара Ауэзова об Абае: растущее присутствие русских и татар в казахской степи, открытие новых школ, как мусульманских, так и русских, создание новых структур управления, возрастающая ценность образования в меняющейся жизни.

С апреля 1870 года в центре Туркестанского генерал-губернаторства в Ташкенте начала выходить «Туркестан уалаятынын газети», являвшаяся приложением к российским “Туркестанским ведомостям”. В 1888 г. в Омске Степное генерал-губернаторство начало издавать “Дала уалаятынын газети”.В Крыму с 1883 года Исмаилом Гаспринским издавалась газета “Тарджиман” на татарском, которая была понятна казахским читателям. В 1905 году в Петербурге начала выходить газета “Нур”, а в Уральске “Фикер”.

Поэтическое и философское наследие Абая, распространявшееся при его жизни устно, с 1909 г. издается уже в печатном виде на основе записей, сделанных его учениками и последователями. Это издание становится знаменательным событием для истории казахского литературного языка: в виде печатной книги на казахском языке выходят не сводки новостей или указов правительства, не фольклорные памятники, а поэзия современника. В 20 веке язык этих произведений становится эталоном литературного казахского языка.

Сам Абай, учившийся по тюркским, персидским, арабским и русским книгам, очевидно, записывал свои сочинения, но не издавал их при жизни. Распространялись они, в основном, устно. Рассказы и размышления могли передаваться из уст в уста любым, кто их слышал и запоминал. В то время как поэзия и песни защищены от искажений благодаря ритмам и рифмам, проза становится предметом пересказа и интерпретации. В литературном наследии Абая мы видим существенную разницу в степени цельности сочинений между его поэзией и философскими эссе в том виде, в котором они дошли до наших дней.

Для Мухтара Ауэзова одним из важных составляющих его концепции литературы был вопрос о взамосвязи между устным и письменным творчеством, вопрос об интеллектуальной состоятельности устной традиции в контексте становления общества всеобщей грамотности.

Баймагамбет – “неграмотно-образованный человек”

Во втором томе “Пути Абая” в главе “На перевале” (Каз.“Асуда”) говорится о верном товарище Абая Баймагамбете, который внимательно слушал и запоминал, как Абай пересказывал содержание прочитанных им на русском языке книг. Баймагамбет стал известен во всей округе как замечательный рассказчик: он живо и занимательно передавал сородичам и гостям незнакомые и новые для казахов сюжеты с историями о людях из дальних стран.

В “Энциклопедическом словаре о Мухтаре Ауэзове”i в словарной статье Л. Баймагамбетовой, указывается следующее: “Баймагамбет Мырзаханулы (1865-1925) – товарищ Абая, сказочник, выходец из рода Жуантаяк племени Ескене. Его дед Туганбай был нарочным (шабарманом) судьи Оскенбая (деда Абая), сильным, храбрым и надежным джигитом. Мырзахан, отец Баймагамбета, известный своей мудростью и сноровкой, был приближенным Кунанбая (отца Абая). Баймагамбет всю жизнь был надежной опорой для Абая и его внимательным слушателем. Он обрел известность как пересказчик и распространитель всего услышанного от Абая. Абай посвятил ему шутливое стихотворение “Баймагамбету”, написанное будто бы от имени его жены.”

Ажынның жақсы-ақ қызы едім, жетістірем деп алды.
Тілеуін түзден тілесе, баста мені неге алды?
Сол желікеннен желігіп, жынды сары жоғалды.

Ойбайлаған болайын-ай, жоқтамасам, обалды-ды

Мухтар Ауэзов в молодости сам не раз встречался с Баймагамбетом, слушал его истории и воспоминания об Абае и его отце Кунанбае и был впечатлен тем, как много из сказанного Абаем осталось в памяти Баймагамбета.

Вот как говорится о Баймагамбете в романе “Путь Абая”: “Когда этой зимой Абай по вечерам говорил с Ерболом, Кишкене-муллой и старшими детьми о прочитанных книгах, Баймагамбет всегда внимательно слушал. С первого же раза он легко запоминал любой роман со множеством действующих лиц и сложно переплетенными событиями, и, нисколько не изменяя содержания, живо и занимательно пересказывал его потом другим. Имя замечательного рассказчика Баймагамбета облетело за эту зиму не только весь Корык и Акшокы, но и окрестности от Чингиза до Семипалатинска.”ii На казахском языке: 

“Осыдан он шақты күн бұрын әңгімені үлкен ықыласпен тыңдап, жақсы ұғынатын Баймағамбетке Абай бір қызық роман уақиғасын сөйлеп берген-ді. Ол роман жаңағы Баймағамбет бастаған Европаның орта ғасырында болған үлкен бір ауыр хикая болған… Есітіп алған әңгімесін сол күндерден бастап ақ көрші үйлерде әйелдер, малшылар, қонақтар арасындабір мүдірмей, әдемі тілмен қызықты етіп, әңгімелеп отырады. Осы қыс Баймағамбеттің ертекші, әңгімеші деген атағы Ақшоқы, Қорық қана емес, Шыңғыстан Семейге шейін білінді.”iii

Баймагамбет был неграмотен, но его нельзя было назвать необразованным, так как он знал напамять содержание десятков книг, о которых ему рассказывал Абай. Согласно Ауэзову, к числу пресказанных им сочинений относились казахские сказки и легенды, сказки “Тысячи и одной ночи”, персидских “Сказок попугая”, “Дубровский” Пушкина , “Сохатый” Николая Полевого, “Петр Великий” по произведениям Пушкина, “Валентин Гиллуа” и “Чистое сердце” Гюстава Эмара и другие приключенческие романы.

“Голландский сюжет”

В один из зимних вечеров Баймагамбет начинает свой рассказ словами: “У народа по имени Нидерлан в городе Лейден был суд под названием инквизиция…”iv (“Недерлан деген жұртта, Лейден деген шаһарда, инквизиция деген сот бопты!”v)

Баймагамбет называл эту историю “Черный век и Марта”. По тексту “Пути Абая”, ее главными героями были Дик, исповедующий религию, неугодную властям, его преданный и отважный друг великан Красная Борода, “Черный Век” – доносчица инквизиции, – и смелая девушка Марта, помогающая Дику.

В “Пути Абая” не передается содержание всей истории, но дается описание того, как увлеченно Баймагамбет рассказывает о событиях, происходивших в дальней незнакомой стране в давние времена: “Он с жаром рассказывал, с каким упорством и смелостью Красная Борода освобождал Дика, и было видно, что их чувства были близки и ему самому…Даже внешне Баймагамбет, уже обросший рыжей бородой, сильно отличался от других джигитов – и острым взглядом больших синих глаз с густыми прямыми ресницами, и резкой линией крупного, слегка горбатого носа…Он стал каким-то удивительным явлением, единственным среди окружающих его казахов, – неграмотно-образованнымчеловеком.” vi

Я живу в Нидерландах, и мне дорог Лейден с его богатой историей и хранилищами древних книг из разных уголков мира. Поэтому этот роман, прочитанный Абаем и распространенный Баймагамбетом в казахских аулах более ста лет назад, очень меня заинтересовал. Поиск в интернете на “Черный век и Марта” не принес результатов. Более широкая формулировка“инквизиция – Лейден – роман” привела к статьям об историко-приключенческом романе “Лейденская красавица: повесть о голландцах” (Lysbeth: A Tale of the Dutch), автором которой является британский писатель Генри Райдер Хаггард (1856-1925). Роман был издан в 1901 г. издательством Лонгмэнс. Перевод на русский язык был опубликован в журнале “Вокруг света” в том же 1901 г.

На обложке журнала за 1901 г. на самом деле значится, что “Лейденская красавица” Хаггарда входит в число его публикаций. Также читаем, что “Журнал “Вокруг света” допущен Министерством Народного Просвещения к обращению в народных библиотеках и читальнях”. Из биографических сведений о жизни Абая, подтвержденных письменными источниками, известно, что Абай Кунанбаев много времени проводил в семипалатинской библиотеки за чтением книжных новинок и новостей. Это значит, что существует вероятность того, что он мог ознакомиться с переводом “Лейденской красавицы” на русский язык начиная с 1901 года, – и рассказать о нем Баймагамбету. Но почему Баймагамбет назвал свою историей “Черным веком”, – причем, сохраняя русское название “Черный век” в казахском повествовании? Пример: “Инквизиция сотының аса бір аяр тыңшы жас осы, әйелден шыққан қатал қиянаткер Черный Век турасында. Оның өмір бойғы бәсекелі тайталас дұшпаны, әйелден шыққан қайсар, айлакер Марта турасында. Черный Векке жауыққан Марта Дикті құтқаратын көмекшінің бірі болады”. vii

Говоря о Хаггарде, заметим, что его творчество оказало существенное влияние на казазскую литературу. Старший сын Абая Акылбай Кунанбаев (1861-1904) – талантливый поэт и музыкант – был известен как автор трех поэм. Сюжет его поэмы “Зулус”, опубликованной в 1924 г. в журнале “Сана”, основан на сценах из жизни африканских зулусов с описанием природы и охоты на слонов. На протяжении долгих лет оставалось загадкой, что могло вдохновить Акылбая на создание поэмы о далекой Африке, где сам он не был. Лишь в конце 1970ых годов исследователи выяснили, что в основе сюжета была часть романа Хаггарда “Копи царя Соломона”, впервые опубликованного в 1885 году и переведенного на русский язык.

Поскольку речь в истории Баймагамбета шла об инквизиции, можно было бы предположить, что словосочетание “черный век” является метафорой смуты, кровавых войн, темных страниц истории, тяжелых времен. Так истолковали это словосочетание переводчики “Пути Абая” на русский язык А. Никольская и Л. Соболев и позднее Анатолий Ким.

Что значит “Черный век”?

Но по тексту казахского оригинала становится ясно, что “Черный Век” это имя или прозвище жестокой женщины, являвшейся доносчицей инквизиции. В переводе “Пути Абая” на русский язык имя этой доносчицы по каким-то причинам не упоминается. “Черный век” фигурирует лишь в качестве названия истории, которую рассказывает Баймагамбет.

По оригиналу на казахском языке создается впечатление, что сюжет основан на противостоянии двух женщин – Марты, сторонницы протестантов, и женщины по имени “Черный Век”, которая была католичкой и поддерживала инквизицию.

При ознакомлении с романом выясняется, что в центре повествования жизнь Лизбеты ван Хаут, жительницы Лейдена из состоятельной католической семьи. События, связанные с религиозными войнами между католиками и протестантами в Нидерландах, вносят бесконечные перемены в судьбы всего окружения Лизбеты. Она выходит замуж за Дирка (Дика по рассказу Баймагамбета), приверженца протестантов, и сама принимает новую веру.

“Красная Борода” (Қызыл Сақал) из истории Баймагамбета это рыжебородый великан Мартин, верно служивший Дирку и помогавший ему в противостоянии инквизиторам.

Смелая Марта на самом деле является одной из важных героинь повествования. Инквизиторы казнили ее мужа и сына и изуродовали ее лицо. Она не сдается и мстит палачам.

Героини по имени “Черный Век” в тексте романа не оказалось, но там присутствует Черная Мэг – живущая в Лейдене доносчица инквизиции, на совести которой пытки и казнь многих протестантов, объявленных еретиками.

“Коррективы” устной коммуникации

“Черная Мэг” в устной передаче вполне легко могла превратиться в “Черный Век”: разница между “э” и “е” на слух невелика, и слова “мэк\мек” в русском языке нет. Вполне верятно, что воспринятое на слух сочетание “Черная Мэг” укрепилось в памяти пересказчика как “Черный Век”. Произошла, похоже, гиперкоррекция: был найден вариант имени, несущий некий смысл. В письменной передаче этого бы не произошло.

“Дирк” в пересказе стал Диком, – выпадение сонорного “р” между гласным и согласным звуком происходит часто. Даже в нидерландском языке имя Dirk может утрачивать r в зависимости от местности, где преобладает то или иное наречие.

Мартин, чье имя не очень легко запомнить говорящему на казахском языке, идентифицируется по особенному внешнему признаку – рыжей бороде.

Зато имя Марты сохраняется совершенно без искажений!

“Новый человек”

Описывая то, как Абай наблюдает за рассказом Баймагамбета, Мухтар Ауэзов пишет: “Абай, удивленный и обрадованный, смотрел на Баймагамбета, будто увидел его впервые. Да, это был новый человек…” viii На казахском: “Абай Баймағамбетке сүйсініп, таңданып қарауын қоя алмайды. Тобықтының, Ырғызбайдың бүгінгі ортасына мынау Баймағамбет бұрын бітпегеен адам. Абай арқылы жеткен көп кітап оны анық басқаша, жаңа адам етіп тәрбиелеген.”ix

Персонажи, которых характеризовали как “новых людей”, стали появляться в русской литературе второй половины 19 века на фоне разделения в обществе после восстания декабристов и покушений народовольцев на царей Александра II и Александра III. В романе Чернышевского “Что делать?” (1863) и в романах Тургенева “Отцы и дети” (1862), “Рудин” (1856), “Накануне” (1860) “новые люди” ищут новые ценностные ориентиры и призывают к действиям и деятельности, нацеленным на обновление и оздоровление жизни в обществе.

В сцене с Баймагамбетом замечание о “новом человеке” подразумевает прежде всего обновление через просвещение и образование, – обновление, составлявшее основу концепции джадидов в современном Абаю мусульманском обществе. Мухтар Ауэзов конкретизирует свой, казахский, взгляд на “обновление” – искать и обретать новые знания, если даже не владеешь письмом. Письмо – лишь переменная, сущность – константа.

iiМухтар Ауэзов, “Путь Абая”, Т.2, с. 241. Алматы, Ана тілі, 1997

iiiМұхтар Әуезов, “Абай жолы”, 2-ші том, 223-224. Алматы, Жеті жарғы, 1997

iv Мухтар Ауэзов, “Путь Абая”, Т.2, с. 241. Алматы, Ана тілі, 1997

v Мұхтар Әуезов, Абай жолы, 2-ші кітап, 223-ші бет. Алматы, Жеті жарғы, 1997

vi Мухтар Ауэзов, “Путь Абая”, Т.2, с. 245. Алматы, Ана тілі, 1997

viiМұхтар Әуезов, “Абай жолы”, 2-ші том, 226. Алматы, Жеті жарғы, 1997

viiiМухтар Ауэзов, “Путь Абая”, Т.2, с. 245. Алматы, Ана тілі, 1997

ix Мұхтар Әуезов, “Абай жолы”, 2-ші том, 227. Алматы, Жеті жарғы, 1997